Каменное чудовище не радовало ни погодой, ни запахом. Где-то витала загазованность, откуда-то доносились звуки помоев и чаек, кружащих над баками. Новостройки в неравном бою отступали все дальше за черту города, но центр оставался нерушимым, богатым, вычурным и подгнивающим. Каждый снег, каждый дождь с усердием сдирал краску с фасадов, забивался во все щели и сколы, атаковал крыши и трубы. Дорога крошилась под ногами от каждого шага, но он назло топтал асфальт лишь сильнее.
Механически выхватывал лица мужчин и женщин, детей и стариков. Не было взглядов, только бесконечные спешка и суета. Чем больше проспекты, тем меньше глаз, но сегодня и крохотные улочки сверкали пустотой.
Бар смотрел исподлобья вывески, пропуская в себя всякого каждого. Всё это напоминало бред. Удушливые пары алкоголя и каких-то закусок, смех посетителей больше походил на крики тех жадных чаек. Всё отвратительно честное.
Инструмент расстроен от холода и сырости. Слабые тонкие пальцы подкручивают колки, натягивая струны на нужную высоту. Нет никакого желания заморачиваться с чистотой тона, - никто из этих животных не способен оценить, - но какой-то злобный перфекционизм заставляет гитару звучать, как положено.
Он смотрит на часы – еще слишком рано, в кармане лежат бесконечные минуты, но публика уже оживилась. Подбадривающие свистки, крики «давай!», его презрительная – к себе? – ухмылка. Нет, так нельзя.
Минуты текут, внимание к нему ослабевает. Просто сидит и выжидающе смотрит – в самом деле, может пришел посмеяться, может вовсе не умеет играть.
Может, и не умеет.