11October
0.
Дверь натруженно заскрипела, и тонкий металлический свет ворвался в полыхающую тьмой прихожую. Сгорбленная тень скользнула внутрь, с грохотом запирая замки. Выдох.
Один ботинок остается сиротливо сторожить порог, второй ныряет под шкаф, будто желая спрятаться от хозяина насовсем. Шарф долго борется за свое законное место на шее, но все же сдается под напором скрюченных пальцев. Восемь шагов до кухни. Кажется, лампа перегорела позавчера. Неважно, руки все помнят наощупь.
В окно смущенно заглядывает свет фонарей, но все же не может проникнуть через плотную ткань штор. Тень раздраженно одёргивает задравшийся край, и теперь в глухой комнате мерцает лишь назойливая микроволновка. 23:21.
Слишком поздно. Нет сил разогревать еду, нет сил раздеваться. Холодный кофе, недопитый с утра, бросается со стола в руки. Еще одна ночь, посвященная самой себе. Еще один день, отнимающий все. Никогда не закончится эта рутина.
Утро заполняет квартиру гомоном улиц, пробивающимся даже сквозь наглухо закрытые окна. Духота последних теплых дней оседает на лбу испариной. В городском котле мешаются дни, события, люди, машины. Какой сегодня день, какое число?
Вчерашняя тень поднимается с мучительно взвывшей кровати, ковыляя к оконной раме. Наконец через распахнутое настежь окно в квартиру влетают тяжелые гудки, загазованный воздух, крики и разговоры.
Надрывается телефон, хриплым голосом кидаясь сигналами во все пространства. Голова морщится от боли, иглы воют внутри, глаза не разлепляются на ссохшиеся губы. Голод точит подкорку, свербит слабостью по всему телу. Коварные уши не хотят слышать. Тень идет на кухню, разбивает последнее яйцо в жадно шкворчащую сковороду. Стены и углы собрали свой маленький отряд, готовясь к бою. Капитан-потолок готов обрушится всей мощью побелки, бушующее море пыли под ногами ждет любого неверного шага, чтобы поглотить навечно. Тень бросается под вопящие ледяные струи, кричащие, давящие, и каждая – пуля. Чистые полотенца попрятались или совершили массовое самоубийство. Вода под ступнями недовольно чавкает ледяной плиткой.
Дверь хлопнула и натруженно заскрипела.
Один ботинок остается сиротливо сторожить порог, второй ныряет под шкаф, будто желая спрятаться от хозяина насовсем. Шарф долго борется за свое законное место на шее, но все же сдается под напором скрюченных пальцев. Восемь шагов до кухни. Кажется, лампа перегорела позавчера. Неважно, руки все помнят наощупь.
В окно смущенно заглядывает свет фонарей, но все же не может проникнуть через плотную ткань штор. Тень раздраженно одёргивает задравшийся край, и теперь в глухой комнате мерцает лишь назойливая микроволновка. 23:21.
Слишком поздно. Нет сил разогревать еду, нет сил раздеваться. Холодный кофе, недопитый с утра, бросается со стола в руки. Еще одна ночь, посвященная самой себе. Еще один день, отнимающий все. Никогда не закончится эта рутина.
Утро заполняет квартиру гомоном улиц, пробивающимся даже сквозь наглухо закрытые окна. Духота последних теплых дней оседает на лбу испариной. В городском котле мешаются дни, события, люди, машины. Какой сегодня день, какое число?
Вчерашняя тень поднимается с мучительно взвывшей кровати, ковыляя к оконной раме. Наконец через распахнутое настежь окно в квартиру влетают тяжелые гудки, загазованный воздух, крики и разговоры.
Надрывается телефон, хриплым голосом кидаясь сигналами во все пространства. Голова морщится от боли, иглы воют внутри, глаза не разлепляются на ссохшиеся губы. Голод точит подкорку, свербит слабостью по всему телу. Коварные уши не хотят слышать. Тень идет на кухню, разбивает последнее яйцо в жадно шкворчащую сковороду. Стены и углы собрали свой маленький отряд, готовясь к бою. Капитан-потолок готов обрушится всей мощью побелки, бушующее море пыли под ногами ждет любого неверного шага, чтобы поглотить навечно. Тень бросается под вопящие ледяные струи, кричащие, давящие, и каждая – пуля. Чистые полотенца попрятались или совершили массовое самоубийство. Вода под ступнями недовольно чавкает ледяной плиткой.
Дверь хлопнула и натруженно заскрипела.